— И тогда он набросился на тебя?
— Примерно так. — Сорон щелкнул пальцами, в неподвижном воздухе этот звук прозвучал неожиданно громко. Ветра не было, а солнце уже скрылось за холмами. — Голем усмехнулся и достал из сумки уже заряженный шприц. Ну и мне не оставалось ничего другого, как дать деру. Но он догнал меня за домом, сбил с ног и нацелился иглой в мою руку. Все было кончено. Ему оставалось лишь всадить шприц. Но, наклоняясь, он оступился и промахнулся, а мне этого было достаточно, чтобы схватить подвернувшийся под руку камень и врезать ему по башке. А потом я убежал.
— А ты не боялся, что Голем погонится за тобой?
— Да нет. Он знал, что я замечу его издалека, — я забрался на этот холм. Из Голема хреновый индейский следопыт, и в лесу ему меня не найти.
— И тогда он поехал домой к родителям, чтобы с кем-то посоветоваться, — размышляя вслух, пробормотал я. — Там-то я и наткнулся на него.
— Слушай, уже темнеет, и мне надо двигать отсюда. Ты не против, если мы закруглимся?
— Почему бы и нет? Что еще нужно разузнать, кроме того, кто убил Голема?
— Ну, это уже не мои проблемы. С меня довольно, что он не гоняется за мной со шприцем.
— Он-то тебе не опасен, — согласился я. — Но почему ты так уверен, что убийца Голема ничего не знает о тебе? — Я пристально посмотрел на него.
— Что ты имеешь в виду? — с тревогой в голосе спросил он.
— Именно то, о чем ты думаешь. Голем собирался убрать тебя, но у него это не получилось. Если ты ударишься в бега, то не слишком встревожишь того, кто всадил Голему героин. Вряд ли ты побежишь в полицию, поэтому у них будет время разыскать тебя. Но его должен беспокоить я. Первым делом я сообщу обо всем копам, и когда он об этом узнает, то у него останется только один способ обезопасить себя. Голем уже не заговорит. Но мы с тобой можем…
— И что с того? — нетерпеливо нахмурился Сорон. — Мы знаем только Голема — но не его босса.
— Может, и нет. Но он-то в этом не уверен. Ты участвовал в деле, выполнял часть операции. Откуда ему знать, что ты наговоришь, когда очутишься в лапах полиции?
В задумчивых глазах Сорона мелькнуло беспокойство: переваривая мои слова, он холодно смотрел на меня.
— Может, ты и прав, но что я могу сделать?
— Кое-что можешь, — быстро возразил я. — Сделай это, и я обещаю, что сегодня же вечером найду убийцу, а ты избавишься от беспокойства и с полными карманами «травки» можешь прожить столько, что тебе наверняка захочется завести тот самый дом в рассрочку.
— Ну, столько я не проживу, — ответил он. — Но объясни, чего ты хочешь? Если после этого я избавлюсь от страха за свою жизнь, то я согласен.
— Тебе нужно всего лишь позвонить. Согласен?
Сорон удивленно посмотрел на меня.
— Конечно. Но кому?
— Сесилу Холлоуэю.
— Отцу Голема? — Он с удивлением посмотрел на меня. — И что я скажу?
— Что тебе известно все о сети распространения наркотиков и что ты знаешь, кто убил Голема. Больше ничего не говори, а потребуй у него пять тысяч долларов за молчание.
— Все ясно; ты будешь рядом и понаблюдаешь за его реакцией. Господи, неужели ты считаешь, что Голема пришил его собственный отец?
— Ты только позвони, а выводы предоставь делать мне. Если Холлоуэй клюнет, назначь ему встречу в старом доме. И больше ни слова — просто повесь трубку.
— Ну ладно, адвокат. Может, от этого и будет какая-то польза. Только мне нужно время, чтобы добраться до телефона — на деревьях они не растут.
— Я подброшу тебя до ближайшего бара на шоссе. Поторчи там до девяти часов. И только потом позвони — но не раньше.
— Из бара? Но я ведь не пью.
— Ты прав, если у тебя появится такая дурная привычка, то меня потом совесть замучит, — насмешливо сказал я. — Тогда я подброшу тебя до закусочной. А пока ты будешь ждать, можешь запереться в туалете и накуриться до одури.
До моей машины мы добрались за полчаса, и через две мили в сторону Форествилла я высадил Сорона у заправочной станции с заведением, где кормили гамбургерами. Он сказал, что пока поваляется под открытым небом и настроится на Вселенную, но при этом не забудет следить за временем.
Мы не стали обмениваться рукопожатиями, но когда Сорон легким шагом отошел от машины со своим черным балахоном, свисающим с дорожной сумки, в которой уместились все его пожитки, мне показалось, что он не такой уж плохой человек, как я решил вначале. На самом деле он был довольно симпатичным малым, одержимым бредовой идеей и не слишком-то вписывавшимся в обычную жизнь. Но если бы он был чуть менее замкнутым и чуть более самоуверенным, из него вышел бы неплохой политик.
Добравшись до Форествилла, я остановился, чтобы позвонить самому.
— Могу я поговорить с сержантом Брауном? — вежливо поинтересовался я у ответившего мне дежурного.
— А кто говорит?
— Скажите, что это тот хитрожопый адвокат, который желает поговорить с ним по поводу убийства.
— Подождите.
Что ж, можно и подождать. К тому времени, как они засекут, откуда звонили, меня здесь уже не будет.
Через пару минут раздался голос Брауна:
— Кончайте, Робертс. Где вы находитесь и зачем вы это сделали?
— Что именно вы имеете в виду, сержант? — прикидываясь невинным младенцем, спросил я. — Не принимаете же вы меня за главу мощного наркосиндиката, прибывшего сюда, чтобы сотрудничать с вами в деле по ликвидации всех местных наркоманов?
— Очень смешно, — враждебно отозвался он. — Может, зайдете поговорить? Вдруг вам и удастся исправить то нелестное впечатление, которое сложилось у меня о вашей персоне?
— Непременно, — пообещал я. — Но не сейчас.
— Послушайте, Робертс, мы до вас доберемся, — прорычал Браун. — Приходите сами, а не то…
— Вообще-то вам следовало сообщить мне, что вы сели на хвост крупной наркосети и теперь ведете расследование совместно с федеральными агентами. Ведь из-за этого вы не хотели, чтобы я так настырно лез в расследование этих убийств, якобы вовсе не относящееся к делу, не так ли?
Он промолчал.
— По крайней мере, могли бы предупредить, что, по вашим сведениям, все трое убитых ребят замешаны в наркобизнесе, — продолжал я, — и что поиски поставщиков героина означают поиски их убийц.
— Робертс, именно это я и имел в виду. Лучше приходите по-хорошему, и мы обо всем с вами поговорим.
— Я же сказал — не сейчас. Только после того, как я доберусь до обещанного вам убийцы. И последний вопрос: почему вы не остановили Чарльза Холлоуэя, когда у вас имелась такая возможность?
— Потому что мне нужен был тот, кто стоит за ним, — честно признался Браун.
— И вам было наплевать, скольких ребят при этом угробят? Главное было — взять его, ведь так?
Я слышал, как сержант, пытаясь совладать с собой, тяжело запыхтел в трубку, но не стал дожидаться повторного приглашения, а просто повесил трубку.
Ронда Холлоуэй обрадовалась мне. Ей даже удалось изобразить довольно убедительное подобие улыбки.
— Привет, Рэнди. Все закончено?
— Да, все, — ответил я.
— С ним все в порядке?
— Это зависит от того, что ты имеешь в виду. — Она мне нравилась, и мне не хотелось ее расстраивать, но в конце концов я рассудил, что лучше ей узнать, что Чарльз умер такой смертью, как сейчас, а не какой ему предстояло умереть потом.
— Рэнди, я имею в виду, он… — Девушка запнулась. — Ты сам знаешь, что я хочу сказать.
— Он не предстанет перед судом и не будет казнен. Кажется, это не самый худший вариант.
— Значит, он умер. — Ронда произнесла эти слова точно и уверенно, словно школьница, излагающая правильное решение задачи. Казалось, она почти испытывает чувство удовлетворения от самостоятельно найденного ответа.
— Кто-то убил его, — потирая до сих пор нывший затылок, уточнил я.
В ее широко распахнутых глазах появилось смятение.
— Но ведь ты…
Я покачал головой и рассказал о случившемся.
— Но почему? — Она сцепила руки. Ее застывшие глаза говорили о том, что она никак не может поверить в полный крах своего безопасного, уютного и благополучного мирка.
— По той же самой причине, по какой Чарльз расправился с остальными. Инстинкт самосохранения.
— Но я не понимаю…
— Потом поймешь. Только, пожалуйста, не пытайся сделать это прямо сейчас. Твой отец дома?
— Они с мамой поехали в участок. И Ричард с ними. Им позвонили часа три назад. Я решила, что и так все знаю, и не стала расспрашивать, а они ничего мне не сказали.
— Ты не рассказала о том, что произошло?
— Нет.
— Ну ладно, почему бы нам не присесть? — Мы все еще стояли в дверях, и я кивнул на оранжевую кушетку.
Ронда улыбнулась. На этот раз ее улыбка не слишком убедила меня.